Поехал я как-то на досуге за город, вон туда за Бровары, а потом свернул чуть в сторону за Полтаву, взял налево за Харьков, оттуда на юг - на Донбасс, с Донбасса-на Днепропетровщино-Херсонщину и остановился на Правобережье, около Каменец-Подольска.
Сижу себе, отдыхаю...
Как вдруг мимо меня заяц только - шмыг! Я на него: «Тю!» А он мне:
«Не тюкай, - говорит, - я не только твоего «тю» не боюсь, я на все сирены и на все фары со всех автомашин, всех, какие есть на свете марок, на всех на них положил я все четыре лапки».
«Смотри, - говорю, - какой храбрый! Ну-ка, - говорю, - подходи! Такого еще не видел!»
«И подойду!» - говорит заяц. И подошел.
«Так откуда ты, - спрашиваю,-такой храбрый?» «А потому, - говорит, - что я рекордсмен!» «Рекордсмен?»
«Да! Рекордсмен! Я за свою короткую жизнь вывел из строя уже двадцать автомашин».
«Вот сколько ты автомашин покалечил! Как? Каким способом?»
«Я им еще не то покажу. Они думают, что я теперь тот зайчик, про которого поют:
- Зайчик, зайчик, Где бывал?
- На мельнице!
- Что видал?
Не на мельнице я побывал, а я доты и дзоты видел! И танки видел! А они меня хотят фарами напугать! Не на такого нарвались!» «Да что такое? Ничего не понимаю!»
«Ты знаешь, - говорит заяц, - какой теперь народ пошел? Черт знает, что за народ!! Охотится на нас, честных зайчиков, в незаконное время, из-под автомобильных фар!! Мы себе честно ночью пасемся, знаем, что полевать нас еще не разрешено, вдруг какая-то
чертова образина, чаще всего под градусом, летит по стерне, пугает нас, берет в фары, мы мчимся как осатанелые под фарами, а он колотит нас из ружья... И много нашего брата гибнет от такого неслыханного в культурной стране хулиганства. Ты же сам подумай: мы еще молодые, мех у нас жиденький, тельце худенькое, а он, сатана, лупит! Ну, кому оно, ну, зачем оно? Стыдно за этих людей!»
Я грустно покачал головой.
«Действительно-таки стыдно!» - говорю.
«Так мы теперь, - говорит заяц, - умнее стали. Теперь на каждом таком участке у дороги мы поставили старых опытных зайцев, которые знают, что им делать. Как только появляется машина, такой зайчик сразу вскакивает в фары, а потом вывертами и зигзагами ведет машину к балке или противотанковому рву... И там «Форд» или «Адмирал» только трах! бах! треск! - и будь здоров! Потом уже ведут его домой на буксире, составляют акт, тратят народные деньги на ремонт, обманывают государство, нарушают закон и т. д. и т. п.».
«Ну, ну!» - только и мог я сказать.
«А мы, - продолжает заяц,-между собой соревнуемся, кто сколько машин из строя выведет... Так я больше всех уничтожил! Я рекордсмен!» Стыдно, стыдно мне стало. Я молчал. А заяц обжигал меня словом, допекал:
«А ты, - говорит, - думаешь, что мне не жалко тех машин, которые из-за меня терпят аварию?! Разве не жаль добра народного?! Но что мне делать?! Должен же я защищаться! Ах, если бы я мог тем людям хоть немножко вставить своих заячьих мозгов! И тем, кто так поступает, и тем, кто за этим обязан следить... »
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как же я краснел от тех справедливых заячьих слов!
За людей краснел!